Книги — не мертвые совершенно вещи, а существа, содержащие в себе семена жизни. В них — чистейшая энергия и экстракт того живого разума, который их произвел. Убить хорошую книгу значит почти то же самое, что убить человека: кто убивает человека, убивает разумное существо, подобие Божие; тот же, кто уничтожает хорошую книгу, убивает самый разум, убивает образ Божий как бы в зародыше. Хорошая книга — драгоценный жизненный сок творческого духа, набальзамированный и сохраненный как сокровище для грядущих поколений.
Но чтобы книга, находясь в худшем положении, чем грешная душа, должна была явиться перед судилищем цензуры до своего рождения в мир — об этом никогда не было слыхано ранее, пока чудище несправедливости, вызванное наступлением реформации и смущенное ее успехами, не стало изыскивать новых преддверий ада и адских бездн, куда бы можно было вместе с осужденными заключать и наши книги.

Цензура - это тоже самое, что сказать взрослому мужчине, что он не может есть стейк, потому что его не может прожевать младенец.

Ни одно правительство не может существовать без цензуры: там, где печать свободна, никто не свободен.

Цензура в конце концов приходит к тому, что запрещены все книги, кроме тех, которых никто не читает.

Утраченную веру в слово мне вернула цензура.

Трудно найти другое такое место, где об искусстве так много говорят, но мало делают, как в Голливуде. Переплетение бизнеса, цензуры, сенсации и искусства влечет, за немногими исключениями, плачевные результаты.

Не все мысли проходят через мозг, некоторые - только через цензуру.

И если вернуться к разговору об искусстве, то, конечно, прелестно, что разрешают Стравинского, и Шагал с Баланчиным уже хорошие люди. Но это также означает, что империя в состоянии позволить себе определенную гибкость. В каком то смысле это не уступка, а признак самоуверенности, жизнеспособности империи. И вместо того, чтобы радоваться по этому поводу, следовало бы, в общем, призадуматься…

Существует несколько способов сжечь книгу. И мир полон людей, бегающих с зажженными спичками.

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, - мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода.

Опасно только запрещённое слово.

Цензор подобен парикмахеру: тот стрижет власы твои, сей же бреет самые мысли.

Не может быть цензуры мысли, цензуры эмоций.

Цензура - это реклама за государственный счёт.

Меня так достали люди, думающие, что искусство должно быть красивым и приятным глазу. Искусство может быть красивым, оставаясь в то же время страшным, гротескным или пугающим. Это не делает его менее значимым. Если люди испуганы или шокированы, они должны спросить себя, почему, а не выдвигать в ответ цензуру.

Большую часть моей жизни я мечтал, чтобы цензуры не было, а сейчас я абсолютно искренне говорю, что цензура должна быть. Цензура на уровне культуры, морали…