Сарказм - последняя уловка стыдливых и целомудренных сердцем людей, которым грубо и навязчиво лезут в душу.

То сарказмом звучали, иронией злой,
То, как будто ища мне мучения нового,
Замолкали искусно порой,
Чтоб не дать объясненья готового.
В этот миг я бы руки с мольбою простер:
«О, скажи мне хоть слово участья,
Брось, как прежде, хоть ласковый взор,-
Мне иного не надобно счастья!»
Но обида сковала язык,
Головой я бессильно поник.
Всё, что гордостью было, в душе подымалося;
Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося,
А твой голос звучал торжеством
И насмешкой терзал ядовитою
Над моим помертвелым лицом
Да над жизнью моею разбитою...

О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!

Сарказм - это естественная защитная реакция психики против тупизны окружающих.

Очень возможно, что Айседора Дункан в кабинете обедает, а в ванной режет кроликов. Может быть. Но я - не Айседора Дункан. Я буду обедать в столовой!

Люби своих врагов, хотя бы ради того, чтобы действовать им на нервы.

Если не получается разгромить произведение - они громят автора, от бессилия.

Да будет Вам, вы тоже не подарок!

Палач не знает роздыху,
Но, как ты ни возьми,
Работа то-на воздухе!
Работа то- с людьми!

Видно люди не могут без яда,
Ну, а значит не могут без змей.

Обвиняемый Швейк отказался написать продиктованные ему фразы, утверждая, что за ночь разучился писать.

Ложь должна быть примитивной - тогда люди непременно в нее поверят.

Если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, они бы опровергались.

Слой человека в нас чуть-чуть, Наслоен зыбко и тревожно, Легко в скотину нас вернуть, Поднять обратно - очень сложно

По ветвям! К бананам! Где успех!
И престиж! Еще один прыжок!
Сотни обезьян стремятся вверх,
И ужасен вид их голых жоп!

К родине любовь у нас в избытке
теплится у каждого в груди,
лучше мы пропьем ее до нитки,
но врагу в обиду не дадим.

В кипящих политических страстях
мне видится модель везде одна:
столкнулись на огромных скоростях
и лопнули вразлёт мешки говна.

С историей не близко, но знаком,
я славу нашу вижу очень ясно:
мы стали негасимым маяком,
сияющим по курсу, где опасно.

Америка ведёт себя как криминальный авторитет, опущенный на зоне.

Новую книгу Пелевина можно не только читать, но и курить. Но если читать, торкает сильнее.

Однополые браки легальны в шести штатах, а секс с лошадью - в двадцати трех. Хорошая работа, Америка.

Я играю в крикет и упражняюсь в сарказме с английским репетитором каждую среду.

Настоящая любовь не боится ничего. Даже регистрации брака.

Романтизм нам чужд, а цинизм хотя бы ясен.

Понимаешь, дорогая, я не боюсь любви, мне всего лишь страшно оттого, что через какое-то время все непременно скурвится, опошлится, разменяется на мещанский быт, благоустроенность, а после - на дешевые блядки на стороне, обоюдное вранье и скандалы.

Все мы, в сущности, - пластилиновые люди. Однажды нас обожгли зажигалкой, или наступили на ногу, или оторвали что-то в очереди. И мы приняли форму. Оплавились с одной стороны. Все наши слова, мысли, поступки носят оборонительный характер. Нам кажется, что нас все время хотят обидеть, вот мы и защищаемся впрок. Авансом.

- Вот ты знаешь какие на мне сейчас часы?
- Мне пофиг, если честно.
- Вот. А умение разбираться в марках дорогих часов и автомобилей есть признак низшего социального класса. Ментальное обладание необладаемым.

Жизнь дает лишь одно облегчение - кишечника!

В неверии все зло в том, что немножко верят.

В некоторых людях живет Бог, в некоторых - дьявол, а в некоторых только глисты