Ценою грустных мыслей и печали
Ты хлеб насущный обретёшь едва ли.
Усердье, что некстати, достойно лишь проклятий.
Лишь редкий человек находит клад, кто трудится весь век, тот и богат.
Молочник, молоко разбавивший водой, шумней других товар нахваливает свой.
Коль птица вырвалась из клетки, ей рай везде - на каждой ветке.
Как ни была вершина высока, тропинка есть и к ней наверняка.
Излишняя хвала опасней, чем хула.

Кто б ни был ты, но в мире бед и мук
Ты видишь только бедствия вокруг.
Кто - человек, тот всем печалям друг,
А в мире скорбь - устойчивый недуг.

Было бы сердце, а печали найдутся.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою.

Для печали есть предел, для страха — нет.

Осенний ветер пахнет снегом,
неверным, первым и сырым.
Привыкши к ветреным ночлегам,
мы в теплом доме плохо спим.
Обоим нам с тобой не спится,
хотя и тихо и темно.
Обоим нам с тобою мнится,
обоим чудится одно.
Что в нетерпенье и в тумане,
с крутого перевала мчась,
мы позабыли на Тянь-Шане
любви и жизни нашей часть.

Где, как не в браке, можно наблюдать примеры чистой привязанности, подлинной любви, глубокого доверия, постоянной поддержки, взаимного удовлетворения, разделенной печали, понятых вздохов, пролитых вместе слез?

Счастье — самая замечательная вещь на свете, и для тех, кто умеет быть счастливым, оно может быть таким же глубоким, как печаль.

Всякий зверь после наслаждения печален.

Мы сами избираем свои радости и печали задолго до того, как испытываем их.

От радости в зобу дыханье сперло.

Сдержанная печаль - дань усопшим, излишняя скорбь - враг живых.

Ни дом, ни поместья, ни груды бронзы и золота не изгонят из больного тела их владельца горячку, а из духа его — печаль; если обладатель всей этой груды вещей хочет хорошо ими пользоваться, ему нужно быть здоровым.

Живи так, как будто сейчас должен умереть, ибо это есть лучшее стремление к Истине. Счастье - удел несчастных, несчастье - удел счастливых. Ничья душа не может не чувствовать своих страданий, а мои муки - твоя печаль, твоя печаль - мои терзанья...

Любви присущ глубокий внутренний трагизм, и не случайно любовь связана со смертью... Мне всегда казалось странным, когда люди говорят о радостях любви. Более естественно было бы, при более глубоком взгляде на жизнь, говорить о трагизме любви и печали любви... Любовь, в сущности, не знает исполнившихся надежд. Бывает иногда сравнительно счастливая семейная жизнь, но это счастливая обыденность.

Страх и печаль, надолго овладевшие человеком, располагают к болезням.

На море шторма нет.
Высок прилив, луна меж побережий
Царит. На берегу французском свет.
Вот и погас… Утесы Англии стоят
В притихшей бухте - высоки, черны.
Взгляни в окно: там ночь и ветер свежий!
У длинной ленты вспененной волны,
Где море с олунённою землей
Смыкается, всё скрежетом полно.
Ты слышишь, волны гальку и берут,
И рассыпают вновь - за слоем слой.
Начнут, потянут и отпустят вдруг
С протяжным стоном, оставляя тут
Печали вечный звук.

Не сыскать ни одной жизни, без печали прошедшей.

Одиночество - союзник печали, оно же спутник духовного возвышения.

Печаль делает чай вкуснее.

Если путы тоски разорвать не сумел,
Если солнце черно от безрадостных дел,
Расспроси о судьбе всех бредущих навстречу,
И утешит тебя общий с ними удел.

Радость жизни рассеивает внимание, рассредотачивает, останавливает всякое стремление ввысь. Но жить без радости... Значит, выхода нет. Разве что черпать жизнь из великой любви, не опасаясь наказания раскаянием.

Снова грусть и тоска
Мою грудь облегли,
И печалью слегка
Веет вновь издали.

Найди слова для своей печали, и ты полюбишь её.

Моя возлюбленная вновь
Дарит мне прежнюю любовь.
Дай Бог, чтоб дни её сияли
Так долго, как мои печали!..
Единым нежным обожгла мгновенно взором - и ушла,
Оставив счастья обаянье…
О, верно, думала она -
Свершив добро, душа сильна,
Когда не ищет воздаянья!

Печаль может быть устранена любыми средствами, кроме пьянства.

Если хочешь жить, не зная печали, считай будущее прошедшим.

Все может ослабить время, но не мою печаль.

Только тот оценит радость,
Кто печаль переживёт.

Радость, доставляемая нами другому, пленяет тем, что она не только не бледнеет, как всякий отблеск, но возвращается к нам еще более яркой.