Ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому ничего нельзя сказать. Можно только кричать, заикаться, хрипеть. Конвейер жизни несет человека куда-то - неизвестно куда. Человек превращается в вещь, в предмет, перестает быть живым существом.

Для нас, писателей, ругань ничего не значит, мы живём для того, чтобы о нас кричали; одно только молчание нас губит.

Вы замечали, как одинок всегда крик человека: все говорят, и их не слышно, а кричит один, и кажется, что все другое молчит и слушает.

Если тебе выпало счастье жить в мире ума, какое безрассудство — искать доступ в страшный, полный криков мир страсти.

Всё равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.

В теснине окажусь - Ты в тот же миг узришь,
Вслепую забреду в глухой тупик - узришь,
В беде отчаянный безмолвный крик - услышишь,
А если я лукав, в мольбе двулик, - узришь.

Не кричите, говорите шепотом,
Может быть, поменьше будет лжи,
Собственным готов поклясться опытом:
Шепот - самый громкий крик души.

И поистине, всегда там, где недостает разумных доводов, там их заменяет крик, что не случается с вещами достоверными. Вот почему мы скажем, что там, где кричат, там истинной науки нет, ибо истина имеет одно-единственное решение, и когда оно оглашено, спор прекращается навсегда. И если спор возникает снова и снова, то эта наука — лживая и путаная, а не возродившаяся достоверность.

Мы идем в гущу шумной толпы, чтобы заглушить крик собственной совести.

Разум бессилен перед криком сердца.

Бывает так, что на горизонте мелькнут журавли, слабый ветер донесет их жалобный крик, а через минуту, с какой жадностью ни вглядывайся в синюю даль, не увидишь ни точки, не услышишь ни звука, — так точно люди с их лицами и речами мелькают в жизни и утопают в нашем прошлом, не оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти.

Я хотел бы поцеловать тебя.
А цена этого поцелуя - моя жизнь.
И теперь моя любовь бежит к моей жизни
С криком: «Как дешево, давай купим!»

Я шел, спускаясь в темные коридоры и потом опять поднимаясь наверх. Я был один; я кричал, мне не отвечали; я был один в этом обширном, в запутанном, как лабиринт, доме.

Патриот - это тот, что кричит громче всех, не зная из-за чего собственно крик.

На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» - и спустит псов войны.

На вершине пламени крик обретает право творить слова и затем сам отражается в них. Я имею здесь в виду, что все мы, художники, неуверенные в таком бытии, но уверенные в нереальности другого, день за днем ждем, чтобы начать наконец жить.

Мы не можем заявлять прав на животных, существующих на суше, которые питаются одинаковой пищей, вдыхают тот же воздух, пьют ту же воду, что и мы; при их умерщвлении они смущают нас своими ужасающими криками и заставляют стыдиться нашего поступка.

Кричали женщины: «ура!» И в воздух чепчики бросали.

Не ставь ты дураку хмельного угощенья,
Чтоб оградить себя от чувства отвращенья:
Напившись, криками он спать тебе не даст,
А утром надоест, прося за то прощенья.

У народа, лишенного общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести.

Людям страшно - у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.

Мы рождаемся с криком, умираем со стоном. Остается только жить со смехом.

Излагать истину некоторым людям - это всё равно, что направить луч света в совиное гнездо. Свет только попортит совам глаза, и они поднимут крик. Если бы люди были невежественны только потому, что ничему не учились, то их, пожалуй, ещё можно было просветить; но нет, в их ослеплении есть система… Можно образумить человека, который заблуждается невольно; но с какой стороны атаковать того, кто стоит на страже против здравого смысла?

Наша жизнь - постоянно бегство от себя, точно угрызения совести преследуют и пугают нас. Как только человек становится на свои ноги, он начинает кричать, чтобы не слыхать речей, раздающихся внутри. В этой боязни исследовать, чтобы не увидать вздор исследуемого, в этом искусственном недосуге, в этих поддельных несчастьях, усложняя каждый шаг вымышленными путами, мы проходим по жизни спросонья и умираем в чаду нелепостей и пустяков, не пришедши в себя.

О, как краток земных превращений миг:
В поздний час за гумном деревенским
Из кустов раздается девичий крик,
Становящийся вскоре женским...

Этот мир - горы, а наши поступки - крики: эхо от нашего крика в горах всегда возвращается к нам.

Нам предстоит эпоха коротких, сильных слов, подобных редким крикам летящих журавлей.

В сугробах мир поблек, обмяк.
Вдруг замерли деревья, зданья,
Бесцветные, как воздух, как
Бесцветное воспоминанье,
Когда пришло - но в нем рвалось
Из строчек чувств больших дыханье -
Письмо, печальное до слез,
Письмо, печальное до слез.
<...>
Жена, мой луч и мой родник,
Зачем в письме такая горечь,
Ведь я люблю, зачем же крик, -
Так судно, тонущее в море,
Зовет и мучит дальний зов,
Который ветры на просторе
Глушат шуршаньем рифм и строф,
Шуршаньем всех своих грехов.

Петух кричит только, когда он видит свет. Поместите его в темноту, и он никогда не будет кричать. Я увидел свет, и я кричу.

Их молчание - громкий крик.