Все, что имеет конец, уже недолговечно. Конец наступает - и оказывается, что прошлое уже утекло. <...> Какой век отпущен каждому, тем он и должен быть доволен. Ведь актер может иметь успех и не играя от начала до конца драмы, достаточно ему понравиться в тех выходах, какие у него есть; так же и мудрым нет надобности доходить до последнего «Рукоплещите!».

Нет конфликта, нет и драмы. Противник может быть на сцене и вне ее. за кулисами, но непременно присутствует в драме.

Привычка притупляет ощущения - воображение привыкает к убийствам и казням, смотрит на них уже равнодушно, изображение же страстей и излияний души человеческой для него всегда ново, всегда занимательно, велико
и поучительно. Драма стала заведовать страстями и душою человеческою.

У каждого человека под шляпой - свой театр, где развертываются драмы, часто более сложные, чем те, что даются в театрах.

В жизни всё повторяется дважды, но в виде драмы только однажды, а во второй раз насмешки вроде бы, в виде пародии, только пародии.

Мысль летит, а слова идут шагом. В этом вся драма писателя.

Наука — это драма идей.

Чужие драмы всегда невыносимо банальны.

Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.
За нашей жизнью пристально следит.
Бог нашей драмой коротает вечность!
Сам сочиняет, ставит и глядит.

Чужие драмы всегда невынос­имо банальн­ы

Познание природы - это драма, драма идей.

В Консерватории драматического искусства, где я учился, не слишком верили в мои способности, более того, мой педагог Пьер Дюкс, вздыхая, предупреждал, что с моей внешностью я никогда не буду нравиться женщинам. Через несколько лет после окончания Консерватории я встретил его на Елисейских полях. Со мной была моя подруга - сногсшибательная Урсула Андресс, сыгравшая первую девушку Бонда. Я улыбнулся, развел руками и сказал учителю: «Вот так получилось...»

Драматическое искусство - преимущественно женское искусство. В самом деле, желание украшать себя, прятать истинные чувства, стремление нравиться и привлекать к себе внимание - слабости, которые часто ставят женщинам в укор и к которым неизменно проявляют снисходительность.

Суть драматической формы в том, чтобы идея, даже не будучи чётко артикулированной, сама пришла аудитории на ум. Произнесённое прямо в лицо вовсе не имеет той силы, как обнаруженное людьми самостоятельно.

Житейские драмы всегда действовали на меня странным образом, всегда поворачивались ко мне смешной стороной, особенно если были замешены на любви. Может быть, потому даже в минуты отчаяния я мог внутренне подсмеиваться над собой. А принимая решение, я немедленно превращался в другую личность, начинал играть роль. И конечно, всегда переигрывал. Думаю, что это объясняется неизлечимым неприятием всяких уловок. Хотя бы и ради спасения собственной шкуры я не люблю надувать людей.

Последний акт никогда не удается на сцене. Можно только удивляться, что, невзирая на такой печальный опыт, драматурги продолжают упорно добиваться, чтобы у их пьес был последний акт.

Драматург вовсе не обязательно должен знать людей; он должен их чувствовать.