Чужда и смешна мне сия мистика дешевого православия, и всегда-то она требует каких-то обязательно неумных и жестоких подвигов.

Я устал себя мучить бесцельно.
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца.

Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй...

Поэт должен думать о смерти, чтобы острее чувствовать жизнь.

Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.

Эту жизнь прожил я словно кстати,
Заодно с другими на земле...

Люди несчастные, жизнью убитые,
С болью в душе вы свой век доживаете.
Милое прошлое, вам не забытое,
Часто назад вы его призываете.

Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И нет за гробом ни жены, ни друга.

И сердце, остыть не готовясь,
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть,
С другой вспоминает тебя.

Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Загорелася кровь
Жарче дня и огня.
И светло и тепло
На душе у меня.

Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным!

В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.

Грубым дается радость. Нежным дается печаль.