Мир - это больница для ангелов, которые разучились летать и позабыли дорогу на небо, свалившись с лестницы.

Мы живём сейчас в такое время, когда видимое изобилие всего вокруг - изобилие музыки, изобилие мыслей, якобы, значит, изобилие информации, книг, всего такого, оно в общем скрывает тот очевидный факт, что мы живём посреди пустыни, где на самом деле мало что может взволновать человека и мало что его может затронуть по-настоящему.

Я знаю за собой лишь одну вину: я просто ненавижу эту страну.

Смысла нет ни в чём, смысла нет нигде, никто и никогда не ходил по воде.

Я - городской партизан. Я скорее умру, чем сдамся вам.

Пафос разрушения плохих вещей значительно лучше, чем пафос созидания вещей ненужных.

Мы вообще мыслим категориями ну просто железобетонными, как железобетонными блоками. На самом деле все слова, они вот гибкие, резиновые и меняются от ситуации к ситуации. От людей к людям. От времени ко времени.

Совок, который окружает нас, на 75 процентов не есть предмет искусства.

Переставляя символы прошлого в надежде получить нечто новое, мы обречены бесконечно разыгрывать одну и ту же шахматную партию. Настоящие перемены наступают, когда с доски сбрасываются все фигуры.

Только за закрытыми дверями есть шанс отыскать выход - все открытые ведут в тупик.

Время ускоряется, но мы не замечаем этого, потому что ускоряемся вместе с ним. Пространство сжимается, но мы и этого не замечаем, потому что тоже сжимаемся.

Пока у нас был Бог, мы обладали вечностью.

Мы мечемся с все возрастающей скоростью в крохотной тесной Вселенной, переполненной просроченными желаниями и отложенным на завтра счастьем.

Философия - самая живая и самая необходимая наука из всех, которые существуют, а если она даже местами мертва, то её придётся оживить, а иначе всем нам хана.

Все люди, идущие в одну сторону, они очень быстро попадают в канаву рано или поздно, если не находится хотя бы одного, который скажет: «Давайте обойдём эту канаву с другой стороны».

Книга... - это идеальное оружие, потому что она не ставит своей задачей никого уничтожить. Но она меняет того, кто ее читает.

Насилие связано с любой властью.

Для того чтобы манипулировать человеком, надо превратить его из субъекта в объект. Нужно как-то его обозначить: фашист, коммунист, патриот, поэт, политик, актёр. Чтобы можно было в любой момент эту идентификацию ему налепить, а потом манипулировать ею по законам, присущим данному жанру...

Искусство от культуры именно тем и отличается, что культура - это воспроизводство одного и того же в одних и тех же формах, а искусство - это отказ от этих форм и разрушение... постоянный уход от присвоения.

Нам объяснили, что исследовать внешний космос слишком дорого, а внутренний - слишком опасно, нас обещали сделать равными Богу, а превратили в занятое изнурительной и бессмысленной суетой стадо потребителей, поклоняющихся «кумирам на час».

Просто я уверен, что самые интересные войны - это те, в которых ты обречён на поражение. А победители оказываются проигравшими при прошествии многих лет.

Культура принадлежит жрецам, искусство принадлежит пророкам.

Бремя славы - это ловушка, которая пытается вернуть тебя в прошлое. А жить надо будущим.

Конечная цель борьбы - это свобода.

Но мысль, что всё можно изменить какой-то революцией, восстанием, это глупость. Потому что поле боя в конечном счёте - сам человек. Должен быть изменён сам человек.

Расширение взгляда на вещи, знание всегда спасает от манипуляций. Чем больше у тебя информации, чем больше ты понимаешь, тем труднее твоим мнением манипулировать. И, конечно, в интересах манипуляции создание стереотипов, создание одномерных, одноклеточно мыслящих людей, которыми удобно манипулировать. Человеку не дают задуматься.

Мне кажется, протест против судьбы - самое бессмысленное занятие, которому может посвятить своё время человек.

Но в стеклянном доме
Опасно камнями бросаться
В стеклянном доме
Никто не рискнет подраться
И в стеклянном доме
Ненависть сжигает сердца
Но я вынужден терпеть
Выражение чужого лица

Любовь - это газ без цвета и запаха.

Две категории людей недоступны моему пониманию: люди, которым нравится повелевать, и люди, которым нравится подчиняться.