Все нынешней весной особое,
Живее воробьёв шумиха.
Я даже выразить не пробую,
Как на душе светло и тихо.

Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.

Тишина, ты - лучшее
Из всего, что слышал.

Когда сквозь иней на окне
Не видно света божья,
Безвыходность тоски вдвойне
С пустыней моря схожа.

Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о тебе
Ни слуху не было, ни духу.

Я унизил себя до неверья.
Я унизил себя до тоски.

Любимая, - жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты...

Сильней на свете тяга прочь, и манит страсть к разрывам.

…В годы мытарств, во времена
Немыслимого быта
Она волной судьбы со дна
Была к нему прибита.
Среди препятствий без числа,
Опасности минуя,
Волна несла ее, несла
И пригнала вплотную.

Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,
Лишь потом разражалась гроза.

Я больше всех удач и бед
За то тебя любил,
Что пожелтелый белый свет
С тобой - белей белил.

Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.

Снявши шапку,
Сто слепящих фотографий
Ночью снял на память гром.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдёшь.

Она была так дорога
Ему чертой любою,
Как морю близки берега
Всей линией прибоя.
Как затопляет камыши
Волненье после шторма,
Ушли на дно его души
Её черты и формы.

Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Как с полки, жизнь мою достала
И пыль обдула.

Приедается всё.
Лишь тебе не дано примелькаться.

В тот день всю тебя, от гребёнок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Я знал двух влюблённых, живших в Петрограде в дни революции и не заметивших её.

Все люди, посланные нам - это наше отражение. И посланы они для того, чтобы мы, смотря на этих людей, исправляли свои ошибки, и когда мы их исправляем, эти люди либо тоже меняются, либо уходят из нашей жизни.

То насыпью, то глубью лога,
То по прямой за поворот
Змеится лентою дорога
Безостановочно вперёд.
<...>
Вперёд то под гору, то в гору
Бежит прямая магистраль,
Как разве только жизни в пору
Всё время рваться вверх и вдаль.

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Я так люблю тебя, что даже небрежен и равнодушен, ты такая своя, точно всегда была моей сестрой, и первой любовью, и женой, и матерью, и всем тем, чем была для меня женщина. Ты - Та Женщина.

... Жизнь не ждет.
Не оглянешься и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается Бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись.

«Тише!» - Крикнул кто-то,
Не вынесши тишины.

Неумение найти и сказать правду - недостаток, которого никаким уменьем говорить неправду не покрыть.