... Прикосновеньем осень осенит
всё то, что было неприкосновенно.

Я знаю истину простую:
любить - вот верный путь к тому,
чтоб человечество вплотную
приблизить к сердцу и уму.

Я завидую ей - меж корней,
нищей пленнице рая и ада.
О, когда б я была так богата,
что мне прелесть оставшихся дней?
Но я знаю, какая расплата
за судьбу быть не мною, а ей.

Значительнее, что ни день,
природа ум обременяет,
похожая на мудрость лень
уста молчаньем осеняет.

Так долго я жила, что сердце притупилось
но выжило в бою с невзгодой бытия,
и вновь свежим-свежа в нём чья-то власть и милость.
Те двое под луной - неужто ты и я?

... В этом мире, где осень, где розовы детские лица,
где слова суеты одинокой душе тяжелы,
кто-то есть...
Он следит, чтоб летели тишайшие листья,
и вершит во вселенной высокий обряд тишины.

По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Да будем мы к своим друзьям пристрастны!
Да будем думать, что они прекрасны!
Терять их страшно, Бог не приведи!

Но как же всё напрасно,
но как же всё нелепо!
Тебе идти направо.
Мне идти налево.

Не уделяй мне много времени,
Вопросов мне не задавай,
Глазами добрыми и верными
Руки моей не задевай.
Не проходи весной по лужицам
По следу следа моего.
Я знаю - снова на получится
Из этой встречи ничего.
Ты думаешь, что я из гордости
Хожу, с тобою не дружу.
Я не из гордости - из горести
Так прямо голову держу.

Кем приходились мы друг другу,
никто не знал, и всё равно -
нам, словно замкнутому кругу,
терпеть единство суждено.

Мир - это только спор двух детских голосов.

А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся.

Любовь к любимому есть нежность ко всему вблизи и вдалеке. Пульсировала бесконечность в груди, в запястье и в виске.

Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.

Замечаю, что жизнь непрочна и прервётся. Но как не заметить, что не надо, пора не пришла торопиться, есть время помедлить.

Не тот дорог, с кем хорошо, а тот, без которого плохо.

Январь со мной любезен, как весна.
Краса мурашек серебрит мне спину.
И, в сущности, я польщена весьма
влюбленностью зимы в мою ангину

Я вас люблю, красавицы столетий,
за ваш небрежный выпорх из дверей,
за право жить, вдыхая жизнь соцветий
и на плечи накинув смерть зверей.

Вот девочки - им хочется любви.
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.

Как были годы длинны тогда,
как они сейчас коротки!

Однажды, покачнувшись на краю,
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
когда-то прочь теснившей жизнь мою.
Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные
для сотворенья речи -
без них я не желала умирать.
Так мучилась !
Так близко подошла
к скончанью мук !
Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.
Я стала жить. И долго проживу.
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
все прочее - блаженством я зову.

Лишь истина окажется права,
в сердцах людей взойдет ее свеченье,
и обретут воскресшие слова
поступков драгоценное значенье.

Свирель поет печально,
стройно,
и птица напрягает мускулы.
О, как задумчиво и строго
акация внимает музыке.
Взлетает птица
выше,
выше,
туда, где солнце и цветенье,
а маленькая ветка вишни
хранит ее прикосновенье.

О, мой застенчивый герой,
Ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
Не опираясь на партнера!

Влечёт меня старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов и современнее,
и резче.

... Вся наша роль - моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль - моя лишь боль.
А сколько боли, сколько, сколько!

Никто не знал, как мука велика
за дверью моего уединенья.

И где-то, в дудочку дудя,
не соблюдая клумб и грядок,
чужое бегает дитя
и нарушает их порядок.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.